О ученых.
Пока я спал, овца ела плющевый венок на моей голове, ела и
приговаривала: Заратустра больше не ученый. Сказала и ушла, помахивая головой и
выступая горделиво. Мне рассказал об этом ребенок. Люблю я лежать там, где
играют дети, у сломанной стены, окруженный волчицами и красным маком. Я еще
ученый для детей, волчат и красных маков. Они невинны даже в своей злобе. Но
для овец я уже не ученый. Такова моя судьба – да будет она благословенна. Ибо
истина заключается в том, что я ушел из дома ученых, да еще и дверь захлопнул
за собою. Слишком долго моя душа сидела голодной за их столом, не научили меня,
подобно им, познавать так же, как грызть
орехи.
Свободу люблю я и воздух над свежей землей; лучше я буду
спать на воловьих шкурах, чем на их званиях и почестях. Я слишком горяч и
сожжен собственными мыслями; часто у меня захватывает дыхание. Тогда мне нужно
выйти на воздух, подальше от запыленных комнат. Но они сидят прохладные в
прохладной тени; они во всем хотят быть только зрителями и бояться сидеть там,
где солнце жжет ступни.
Подобно тем, которые стоят на улице и зевают на прохожих, так
и они ждут и глазеют на мысли, продуманные другими.
Если до них дотронуться руками, от их непроизвольно
поднимается пыль, как от мучных мешков; но кто же догадается, что их пыль
происходит от зерна и от желтой благодати летних полей.
Когда они выдают себя мудрыми, у меня мороз пробегает по
спине от их мелких изречений и истин: часто их мудрости присущ запах, как будто
она вышла из болота; и поистине, я уже слышал в ней кваканье лягушки.
Ловки они, у них умные пальцы, что значит моя простота при
их многосторонности! Все одевать, и
связывать, и прясть умеют их пальцы; таким образом ткут они чулки духа. Они
хорошие часовые механизмы, нужно только правильно заводить их! Тогда они без
фальши показывают часы и производят при этом скромный шум.
Подобно мельницам работают и стучат они: только подбрасывай
им зерно! – они уж сумеют измельчить зерно и сделать из него белую пыль.
Они зорко поглядывают друг другу на пальцы и не слишком
доверяют один другому. Изобретательные на мелкие хитрости, они поджидают тех,
чье знание прихрамывает, - подобно паукам поджидают они.
Я постоянно видел, с какой осторожностью они приготовляли яд;
при этом они всегда надевали на свои пальцы стеклянные перчатки. И в фальшивые
кости они умеют играть; и я находил их играющими так ревностно, что они при
этом потели.
Мы чужды друг другу, и их добродетели мне не по вкусу еще
больше, чем их фальшивость и фальшивые кости.
И когда я жил у них, я жил над ними. За это они меня
возненавидели.
Они и слышать не хотят, чтоб кто-либо ходил над их головами;
и потому они наложили дров и земли, и нечистот между мной и своими головами.
Таким образом заглушали они звуки моих шагов, и всего хуже слышали меня до сих
пор наиученейшие.
Ошибки и слабости всех людей положили они между собою и мною:
- они называют это в своих домах «черным полом».
Но, несмотря на это, я хожу со своими мыслями над их
головами, и даже если бы я захотел ходить по своим собственным ошибкам, я
все-таки находился бы над ними и их головами.
Ибо люди не равны, так говорит справедливость. И чего я хочу,
не посмели бы хотеть они!
Так говорил Заратустра.